«Семейные истории о войне»: Николай Гаврилович Скурихин
13 апреля 2021, 13:47
В распоряжении редакции «Комсомольской правды» оказались письма младшего лейтенанта Красной армии Николая Гавриловича Скурихина, родившегося в деревне Вятско-Никольское Шарьинского района Костромской области и воевавшего в Восточной Пруссии. 18-летний Николай был призван в армию в январе 1943 года и ушел на фронт в звании младшего лейтенанта. Подготовку он проходил в городе Можга (Удмуртия), а воевал в составе 152 стрелковой дивизии: был командиром взвода 7-й стрелковой роты 646-го стрелкового полка.
Почти все письма домой Николай начинает одинаково: «Добрый день! Здравствуйте, любимые мама и Ваня! С горячим приветом сын Коля!» Вслед за этими словами идут подробности, которые мы и публикуем, сохраняя лексику автора.
Николай Скурихин, город Можга, 12 октября 1943 года.
Фото: семейный архив.
7 ноября 1944 года Николай лишь сообщил, что «праздник провести в Можге не удалось», так как экзамены уже прошли, и офицеров начали готовить к отправке на Запад. Следующее письмо он прислал уже из Москвы.
Последнее письмо Николай написал перед выступлением полка, вероятнее всего, 20 января. Начиналось оно, как обычно, с горячего привета и отчета «жив и здоров». Вслед за этим офицер написал, что получил письмо из дома 19 января.
Последнее письмо Николая.
Фото: семейный архив.
Письмо заканчивалось, как обычно: приветами тем, кто писал Николаю письма и жалобой на то, что отец не ответил на прошлое письмо. В тот же день, 20 января, подразделение младшего лейтенанта Скурихина после отдыха и перегруппировки выступило в направлении Гросс Тракенена (Ясная Поляна). В районе поселка Кампишкемен (Синявино) 21-го января полк понес первые потери — один человек был убит, а утром 22 января, согласно журналу боевых действий полка, усиленный взвод противника при поддержке артиллерии и минометов занял три домика в Кампишкемене. Когда к 8:20 гитлеровцев выбили из поселка, противник бросил в очередную контратаку уже роту солдат со стороны поселка Юнгорт, прикрывая ее интенсивным огнем артиллерии. Контратака была успешно отбита, однако полк по первым подсчетам потерял убитыми 31 человека и ранеными 115 человек. К концу дня командование подвело итоги, согласно которым данные были скорректированы: ранено 11 офицеров, 28 сержантов и 96 рядовых; а в списках убитых один офицер, 11 сержантов и 16 рядовых. Судя по всему, именно в этом бою Николай Скурихин получил тяжелое ранение, после которого скончался в госпитале 26 января 1945 года.
Вместо очередного Колиного письма мать Евдокия Фокиевна получила похоронку. 3 марта Гаврил Скурихин, служивший в охране штаба 150-го запасного стрелкового полка, еще не знал о смерти сына и писал домой, что уже два месяца не получал вестей от Николая, хотя «раньше чаще его никто не писал письма». Вскоре страшная новость стала известна и отцу. Об этом он сообщил домой 6 апреля 1945 года.
Гаврил Скурихин, отец Николая, стоит второй слева. В центре сидит «хозяин» — полковник Шалковский.
Фото: семейный архив.
Сегодня в Калининграде проживает Яна Скурихина — правнучка Гаврила Скурихина и внучка того самого брата Вани, которому Николай передавал привет в каждом письме.
«Как буду офицером, стану деньги посылать»
Почти все письма домой Николай начинает одинаково: «Добрый день! Здравствуйте, любимые мама и Ваня! С горячим приветом сын Коля!» Вслед за этими словами идут подробности, которые мы и публикуем, сохраняя лексику автора.
Николай Скурихин, город Можга, 12 октября 1943 года.
Фото: семейный архив.
«7 марта 1944 года
Мама, зря вы хотите купить мне костюм летом. Мне не нужно. Буду жив — куплю себе, то есть наживу, а не жив буду, и в этом похоронят. Если и покупать, то Ване или самой себе. Ваня, мой костюм бери себе, но если не ладен — пусть полежит, подрастешь. Никому не давай носить. Брюки еще я носил, то задница побелела и может скоро изорваться».
Мама, зря вы хотите купить мне костюм летом. Мне не нужно. Буду жив — куплю себе, то есть наживу, а не жив буду, и в этом похоронят. Если и покупать, то Ване или самой себе. Ваня, мой костюм бери себе, но если не ладен — пусть полежит, подрастешь. Никому не давай носить. Брюки еще я носил, то задница побелела и может скоро изорваться».
«10 октября 1944 года
Денег не посылай, а жди от меня. Как буду офицером, то получают от 650-700, а то и больше. Так что деньги не нужны. Хоть на фронте будет легче, чем рядовому красноармейцу. Хотел послать вам фото, но нечем конверт склеить. В следующем письме пошлю фото в курсантской форме. Если удастся сфотографироваться в новой форме, тоже пошлю».
Денег не посылай, а жди от меня. Как буду офицером, то получают от 650-700, а то и больше. Так что деньги не нужны. Хоть на фронте будет легче, чем рядовому красноармейцу. Хотел послать вам фото, но нечем конверт склеить. В следующем письме пошлю фото в курсантской форме. Если удастся сфотографироваться в новой форме, тоже пошлю».
«Домов мало — одни груды кирпича»
7 ноября 1944 года Николай лишь сообщил, что «праздник провести в Можге не удалось», так как экзамены уже прошли, и офицеров начали готовить к отправке на Запад. Следующее письмо он прислал уже из Москвы.
«13 ноября 1944 года
Едем тихо. В Москве были 3 дня. Был 3 раза в метро, под землей катался и по Москве. Посмотрел, что не видел и не думал посмотреть. Наш путь из г. [перечеркнуто]. Жив буду, то дома побываю, теперь все хода знаю. Мама и Ваня, обо мне не заботьтесь, а только о себе. Писать на этом кончаю. Пока, до свидания».
Едем тихо. В Москве были 3 дня. Был 3 раза в метро, под землей катался и по Москве. Посмотрел, что не видел и не думал посмотреть. Наш путь из г. [перечеркнуто]. Жив буду, то дома побываю, теперь все хода знаю. Мама и Ваня, обо мне не заботьтесь, а только о себе. Писать на этом кончаю. Пока, до свидания».
«16 ноября 1944 года
Привет из Орши. В первых строках своего письма сообщаю вам о том, что я жив и здоров. Живу хорошо и нахожусь в дороге. Деревьев и домов в городе мало, одни груды кирпича, так что посмотреть не на что — все немец разрушил. Продукты дороги пока. Население находится в трудных условиях. Не как у нас, хотя вам трудно жить. Писать на этом кончаю. Пока, до свидания, мама и Ваня».
Привет из Орши. В первых строках своего письма сообщаю вам о том, что я жив и здоров. Живу хорошо и нахожусь в дороге. Деревьев и домов в городе мало, одни груды кирпича, так что посмотреть не на что — все немец разрушил. Продукты дороги пока. Население находится в трудных условиях. Не как у нас, хотя вам трудно жить. Писать на этом кончаю. Пока, до свидания, мама и Ваня».
«11 января 1944 года
Мама, почему вы не описываете о проведении праздника? Не думайте, что расстрою себя. Нет, мне наоборот хочется узнать и мысленно представить, как гуляли. Денег здесь не нужно, здесь не торгуют ничем, а что нужно — дадут. Это не в городе или где. А чем бросать, лучше израсходуете вы. Вы думаете, что я так грязный и уехал? Нет, по силе возможности, ходил в баню, и здесь ходим часто, так что сомневаться не советую. Я теперь не тот, что когда-то был. Звание вам известно, и что за работа — описывать не буду. Трудностей перенес, но они и еще будут».
Мама, почему вы не описываете о проведении праздника? Не думайте, что расстрою себя. Нет, мне наоборот хочется узнать и мысленно представить, как гуляли. Денег здесь не нужно, здесь не торгуют ничем, а что нужно — дадут. Это не в городе или где. А чем бросать, лучше израсходуете вы. Вы думаете, что я так грязный и уехал? Нет, по силе возможности, ходил в баню, и здесь ходим часто, так что сомневаться не советую. Я теперь не тот, что когда-то был. Звание вам известно, и что за работа — описывать не буду. Трудностей перенес, но они и еще будут».
«16 января 1945 года
Живу я в настоящее время хорошо, ожидаю лучшего. Здоровье мое хорошее. Сегодня выслал перевод вам на сумму 750 рублей и себе оставил несколько. Хотя, они здесь не нужны ни копейки. Опишите, получили или нет деньги 600 рублей из настоящего адреса. Буду каждый месяц высылать вам. Писем не получаю ни от кого, кроме как от вас с Галкиным и от Оли».
Живу я в настоящее время хорошо, ожидаю лучшего. Здоровье мое хорошее. Сегодня выслал перевод вам на сумму 750 рублей и себе оставил несколько. Хотя, они здесь не нужны ни копейки. Опишите, получили или нет деньги 600 рублей из настоящего адреса. Буду каждый месяц высылать вам. Писем не получаю ни от кого, кроме как от вас с Галкиным и от Оли».
Последний бой
Последнее письмо Николай написал перед выступлением полка, вероятнее всего, 20 января. Начиналось оно, как обычно, с горячего привета и отчета «жив и здоров». Вслед за этим офицер написал, что получил письмо из дома 19 января.
«Денег здесь не нужно, кроме как на членские взносы 23 руб. Мама, вы пишете, что ребята женились — пусть женятся. После войны и я женюсь, если нагуляюсь. У вас, может, и хороших девчонок нет, пусть молоденькие подрастают. Жив останусь, то жениться поспею, возможно, придется побыть дома. Настроение мое хорошее и у моих бойцов, дадим фрицам жару, так, чтобы позабыли, как себя звать».
Последнее письмо Николая.
Фото: семейный архив.
Письмо заканчивалось, как обычно: приветами тем, кто писал Николаю письма и жалобой на то, что отец не ответил на прошлое письмо. В тот же день, 20 января, подразделение младшего лейтенанта Скурихина после отдыха и перегруппировки выступило в направлении Гросс Тракенена (Ясная Поляна). В районе поселка Кампишкемен (Синявино) 21-го января полк понес первые потери — один человек был убит, а утром 22 января, согласно журналу боевых действий полка, усиленный взвод противника при поддержке артиллерии и минометов занял три домика в Кампишкемене. Когда к 8:20 гитлеровцев выбили из поселка, противник бросил в очередную контратаку уже роту солдат со стороны поселка Юнгорт, прикрывая ее интенсивным огнем артиллерии. Контратака была успешно отбита, однако полк по первым подсчетам потерял убитыми 31 человека и ранеными 115 человек. К концу дня командование подвело итоги, согласно которым данные были скорректированы: ранено 11 офицеров, 28 сержантов и 96 рядовых; а в списках убитых один офицер, 11 сержантов и 16 рядовых. Судя по всему, именно в этом бою Николай Скурихин получил тяжелое ранение, после которого скончался в госпитале 26 января 1945 года.
«Я умываюсь слезами»
Вместо очередного Колиного письма мать Евдокия Фокиевна получила похоронку. 3 марта Гаврил Скурихин, служивший в охране штаба 150-го запасного стрелкового полка, еще не знал о смерти сына и писал домой, что уже два месяца не получал вестей от Николая, хотя «раньше чаще его никто не писал письма». Вскоре страшная новость стала известна и отцу. Об этом он сообщил домой 6 апреля 1945 года.
Гаврил Скурихин, отец Николая, стоит второй слева. В центре сидит «хозяин» — полковник Шалковский.
Фото: семейный архив.
«Привет из Австрии. Здравствуйте, любимая жена, труженица Дуняша и сынок Ваня. Шлю вам сердечный привет из далекого края и сообщаю вам, насколько мне грустно, насколько мне скучно в далеком краю и горах. Хорошо, что господь бог дает мне здоровья на шестом десятке, а то очень такую скорбь на сердце трудно перенести. Лишился я любимого сына, что частенько я умываюсь слезами, зайдешь в канцелярью хозяина (так Гаврил Скурихин называл в письмах своего командира, полковника Михаила Шалковского) и смотришь на карте, где город Гумбиннен, где сына могила, что эту скорбь трудно пером описать. Но мы врага победили, Германию разбили, и будет спокой нашим оставшимся детям в живых. Теперь, Дуняша и Ваня, мы скоро покончим войну и придем домой, но отсюда домой месяц надо ехать».
«Угадай, где я стою?»
Сегодня в Калининграде проживает Яна Скурихина — правнучка Гаврила Скурихина и внучка того самого брата Вани, которому Николай передавал привет в каждом письме.
«Весь этот архив нашли в доме моего деда во время разборки чердака, — рассказала нам Яна. — Это произошло уже после того, как я впервые побывала на братской могиле, в которой похоронен Николай Гаврилович. До этого я долго спорила с моим дедом Иваном о переезде в Калининград. Он считал, что человек может быть счастлив только там, где могилы его предков, где его корни. Но я не послушалась, уехала, купила тут квартиру, а потом вспомнила рассказ деда о том, как он ездил в Калининградскую область и искал могилу брата. Я воспользовалась базами данных и нашла место захоронения Николая. Приехала туда и позвонила деду: „Угадай, где я стою?“. Когда я сказала, что стою у могилы его брата, то услышала, что он заплакал. Тогда я спросила его: „Я правильно живу?“. И он ответил: „Да“. Это было благословение старейшего жителя нашего рода».
Оригинал статьи на сайте «Комсомольская правда»
Другие новости по теме
Отрывок из книги «Пушки заговорили», где рассказывается о боях под Гумбинненом
«Семейные истории о войне»: Ширикова (Секаева) Раиса Григорьевна
Они сражались под Гумбинненом во время Первой мировой войны
Линденштрассе (Гинденбургштрассе) — западная часть улицы Зои Космодемьянской
Гости из вашей страны не могут оставлять комментарии на сайте. Авторизируйтесь или пройдите регистрацию.
